Жучок
кого я знал, оказались пусты.
На уровне остались грешном,
не интересном, без мечты.
Движенье мыслей их в повторах,
о похоти по-прежнему твердят.
И со слабеющем задором,
всё те же шуточки вторят.
На цикле том же они самом,
и юмор их из прошлых лет
на анекдотах ковыляет,
с обкуром тем же сиплый смех.
Стою и слушаю при встрече,
теперь уже чужих людей,
пытаясь вставить что-то редко,
насчёт ушедших дней.
Затем расставшись вспоминаю.
И вот решил я описать,
как тех людей я провожаю
при жизни больше не узнать.
Они всё в той же юной теме,
как разговором удивить, –
на прошлом уровне их достижений,
едва ль который восхитит.
Я им всегда кивать готовый,
и не касаясь мелочей,
смотрю печальною погодой,
в остаток юности – друзей.
Мы разошлись и только память
хранит кусочки тёплых лет,
и растревожит, и заставит
послушать глупости и бред.
Принять два раза в трёх минутах
один и тот же анекдот, –
маразм обкуренного слушать,
являя прошлому почёт.
Таков финал тех отношений,
которым вышло умереть,
оживших на мгновеньях,
случайных нынче встреч.
Судьба разводит – интересы
те отношенья твёрдо рвут.
Один остался в прошлом веке,
другой успел вперёд шагнуть.
И нет желанья реставраций,
на лифте ехать ниже дна, –
на уровне том оставаться,
похоже, как сойти с ума.
Попытки прежнего общенья
я отрицаю – лицемер
грехом захватит несомненно,
одобрить канувший пример.
Мазню из чувств я не приемлю,
особо слёзную о том,
как было в прошлой атмосфере,
и как сегодня всё прошло.
Мест потаённых в размышленьях,
я не открою, – так зачем,
тревожить прошлым отношеньем,
сужать мышления размер?
Пускай останется и будет,
предметом пылким для стихов,
чтоб прочитали нынче люди,
или свершили приговор.
И с первой строчки отмахнувшись,
вникать не стали в суть стихов –
включили телевизор, и заснувши,
пошли бродить по миру снов.
На уровне своих фантазий,
там что-то могут разглядеть,
в просторах до утра скитаясь,
намёк услышав или нет.
Сны снятся всем – запоминают,
единицы их берут на ум,
затем в предсказанном гадают,
совет для действия берут.
Так вот мне нынче и не снилось,
что встречу бывшего дружка!
Нежданно вдруг он появился,
чтобы расстаться навсегда.
Продолжить встреч не предлагал он,
нёс чепуховину – маразм.
Он путал прошлое, и вспоминая,
похоже путался в нём сам.
Прошли года, он, постаревший,
нёс как ребёнок ерунду
о той поре давно ушедшей,
когда делили мы судьбу.
Я вспомнил то, что и сегодня,
никак я не смогу принять.
Что мне навязывал он в прошлом,
на недоверье проживать.
Жене своей жучков он ставил,
висел в прослушке часто он.
Я говорил ему, зачем стезя такая
жизнь на доверье – вот закон!
Не унимался муж – ревнивец,
хотел поймать свою жену,
он разговор её записывал,
мотал на ленту ерунду.
За ней шпионил сумасшедший,
он по себе её судил,
поскольку к юбке подошедшим,
всегда намёки возводил.
Он женщин видел лишь для тела,
людей почти не замечал, –
был озабоченным недели,
их годы алчно соблазнял.
Улов записывал в тетрадку,
вёл список взятых рубежей, –
солдат невидимых плацдармов,
помощник занятых мужей.
Он обещал моря и горы,
и россыпь сыпал сладких слов,
к постели вёл он без разбору,
был похотливым как осёл.
Для рифмы вставил, хоть не знаю,
ослиный уровень каков
в животном рвении мечтаний
для продолжения родов!
Но мой дружок ослом был точно,
звериной похотью он жил.
Жену он ревновал к прохожим,
её всё время сторожил!
Была причина в её речи.
Она поведала ему,
что до него встречалась с кем-то,
и что любила в том цвету.
Он сделал выводы, с уклоном
на ревность вышел, как юнец,
поставил вымыслы законом,
был в подозреньях каждый день.
Ему казалось что подруга,
к любви ушедшей повернув,
рога ему наставит круто
штык наблюдений он примкнул.
Скупал он хрень любых прослушек!
На них был в прошлом дефицит,
но мастера умельцы тут же,
заказы делали и сбыт.
В его квартире до туалета,
жучки стояли тут и там,
сжирала ревность его следом,
как только что-то замечал.
Он фраз устроил толкованье,
гадалок даже посещал!
Хотел узнать, вдруг изменяет,
его домашний идеал.
Жене работать разрешал со скрипом,
мужские коллективы отрицал,
он был немыслимый ревнивец,
к столбам подругу ревновал.
И не дай бог, вдруг задержалась,
вёл принудительный допрос,
до мелочей всё выясняя,
проблему ставил во весь рост!
Он представлял собратьев-клонов,
гуляк таких же как и сам,
с женою рядом – безысходно
её к виденьям ревновал.
Его водили черти за́ нос,
ночами плохо часто спал,
а если что увидел сразу,
гадалку втайне посещал.
Он тратил деньги на безумство,
ревнивец алчный фантазёр,
он ревновал её до жути,
а сам был первым ходоком!
Он говорил: «Мужчинам можно
вести охоту по кустам!
Поскольку женщин в мире больше,
должно трудиться мужикам!»
Природы зов нельзя оставить,
прекрасный пол собою орошать
считал он в жизни самым главным,
стремился похоть ублажать.
И вот случилось и нежданно,
болезнь схватила удила, –
его поймала и прижала,
в канале резала моча.
Вопрос обычный для гуляки.
Идёт за помощью к врачу,
за деньги разве кто откажет,
всегда помогут сорванцу.
На десять дней ни капли пива,
в запрете строгом алкоголь!
Уколов несколько строптивых,
и можешь снова быть готов.
Он излечился, нет проблемы,
но заковыка у жены, –
она такой же заболела,
заразой нижней изнутри.
Как объяснить – как переехать?
Он выбор сделал штыковой:
обвинил её в измене,
поставил в угол головой.
Его рывок, представь, сработал,
она призналась промычав,
что изменила на работе,
начальник слишком докучал!
Теперь проблема будет выше,
начальству нужно сообщать,
чтобы с женой его не вышел,
диагноз тот же, страшный факт.
Она конечно получила,
они дал ей крепких звездюлей,
хотя он сам и заразил же,
любовник алчный – прохиндей.
Её с работы попросили,
жену начальник потерял!
Он от неё во всём зависел,
от тестя тысячи начал.
Его погнали за разводом,
семью болезнью развалил!
И говорят, что позже помер,
поскольку сильно он запил.
Дружок мой взял на ощупь козырь,
жену в рабыню превратил, –
та согласилась жить с виною
признала страсти глупый пыл.
Теперь гуляка был в фаворе,
вёл нескончаемый разврат!
Винил жену он – враль убогий,
в семье устраивал диктат.
Отправил дочку в интернате,
вести безрадостные дни,
чтоб неповадно было с мамой
пример негожий обрести.
Жена с большим расстройством,
себя корила ночь и день,
но вдруг однажды успокоившись
пошла на тяжкие затем.
Она была звезда района,
хлестала водку и вино, –
ходила к дружным выпивонам,
и отдавалась там легко.
Дружок мой волосы ей красил,
зелёнкой пачкал кудри ей,
она ему не поддавалась,
себя дарила за портвейн.
И убегала даже ночью,
как будто вышла на дальняк,
несла ревнивое расстройство,
вернув развратный бумеранг.
Дружок хватался, рвал он уши,
никак не мог с ней совладать!
И не бросал её, и как имущий
её для мебели держал.
Однажды, я попил с ней кофе,
она полезла на меня,
с утра поддавши сотку,
свести решила прям с ума.
Я удержался – дружба выше,
чем похоть пряная в штанах!
Не взял я грех по ходу хищный,
её нещадно обломал.
И всё ж бывает, я жалею,
быть может, мог её спасти,
приня́в за женщину, что прежде
мне чем-то нравилась почти.
Я жён друзей, всех уважаю,
черты никак не перейду, –
сестёр я вижу, но не дальше,
как родственник люблю.
Но этот случай был особый,
мне показалось, влюблена
она была в меня до гроба,
ответных помыслов ждала.
Мой принцип выше отношений,
не мог на даму променять!
Я дружбы светлое движенье,
всего превыше воспевал!
Соблазн силён и неотступен,
грех совершается порой легко,
потом грызут нас вечно муки,
за слабость алчную – враньё.
26 октября 2022
© Николай Гончаров, Дом Поэта, 29.12.2025
Свидетельство о публикации: F-DK № 130271728
Нравится | 1
Cупер | 1
Шедевр | 0
Рецензии
Благодарю, за внимание, рад, что понравилось!
К сожалению, комментарий не прочёл, вместо него
опять вот это: "Войдите в систему или зарегистрируйтесь,
чтобы получать более точные ответы, загружать файлы
и изображения и многое другое." Да ещё и на не русском...
С уважением, Николай Проявитель-Гончаров
RSS лента рецензий этой записи